Казалось, его глаза заблестели ярче драгоценных камней на ее платье, в улыбке обнажились белоснежные зубы.

Словно из ниоткуда появились слуги, готовые подавать еду и наполнять бокалы, исполнять любое желание хозяина. Но вот они растворились в темноте ночи под шум морского прибоя. В эту ночь Сера верила, что Рафик ведет себя, как принц. Сегодня он принц не только на словах.

— Тебя это не пугает? — тихо спросила она, когда слуги ушли. — Осознание того, что твой брат станет королем? Того, что ты сам едва не стал королем?

Выражение его лица стало напряженным.

— С Карифом ничего не случится. В ближайшее время он женится и произведет необходимых наследников, и я больше не буду вторым из претендентов на трон. Кроме того, — произнес он, попытавшись улыбнуться, — остается Тахир.

— Твой младший брат? Но никто не знает, где он.

Рафик покачал головой, не в первый раз задаваясь вопросом, где носит его своенравного брата. Возможно, они получат кое-какие новости, когда вернутся во дворец.

— Все решено. Кариф станет прекрасным королем.

Подошедший официант поклонился и спросил, не нужно ли им еще чего-нибудь. Рафик прогнал его взмахом руки. Ни он, ни Сера не казались голодными. Они едва притронулись к еде, несмотря на нежный аромат мяса со специями и свежие овощи. Вместо этого оба довольствовались тем, что пожирали друг друга глазами, будто это и был их хлеб насущный.

Рафику только это и было нужно: видеть Серу такой, с подчеркнутой яркой одеждой красотой.

— Зачем ты это сделала? — тихо спросил он, когда стало ясно, что оба закончили ужинать, хотя их тарелки так и остались полными.

— Что я сделала?

— Почему ты вела переговоры с советом женщин, а не приняла их сторону, когда они сказали, что хотят выслушать встречное предложение? Ты могла бы уйти еще тогда, зная, что Сулейман с самого начала предрекал такой исход, да и я его почти ожидал. Ты могла бы уйти с переговоров. В конце концов, с какой стати тебе заботиться о том, заключу я сделку или нет?

Сера откинулась на спинку стула, ее взгляд был задумчивым. Рафик уставился на ее обтянутую тканью грудь.

Она помолчала, прежде чем ответить, будто взвешивая слова и подбирая нужные:

— Я знаю, тебе трудно в это поверить, Рафик, но я надеялась немного сгладить ту боль, которую причинила тебе в прошлом. Я в самом деле сожалею о том, что произошло, и о том, как ты узнал о моей свадьбе.

Рафик проворчал что-то, проклиная себя за то, что затеял этот разговор, а не затащил ее сразу в постель. Ему не хотелось снова выслушивать ее робкие извинения.

— В то время не казалось, что ты раскаиваешься! Не похоже было, что ты сожалеешь.

— Я не могу ждать, что ты поверишь мне.

— Как я могу тебе верить? Ты продолжаешь утверждать, что у тебя не было выбора.

Сера пристально смотрела на него из-под опущенных век.

— Выбор у меня был, — начала она. — Выбор, который он мне разъяснил. Я могла защитить честь семьи, получить обещание предоставить заманчивую должность моему отцу или все навсегда разрушить.

Онмог навредить? Кого ты имеешь в виду?

— Твоего отца, Рафик. Твой отец угрожал мне, заявляя, что я тебе не пара. Я уже знала, как сильно пострадал Кариф. Но когда твой отец нанес мне визит, сказав, что у него другие планы насчет тебя и что вся моя семья пострадает, если я не выйду замуж за Хусейна, какой выбор у меня был? Неужели ты думаешь, что я могла по собственной воле стать женой Хусейна? Неужели ты в это веришь?

Так вот кто приложил руку к предательству! Именно его отецбыл единственным, кто разлучил их. Его собственный отец.

После их вчерашнего выяснения отношений в оазисе мысль об этом не давала ему покоя. Сера сказала тогда, что у нее не было выбора, что она не могла подвергнуть свою семью такому же позору, какой обрушился на семью Жасмин.

Рафик слишком долгое время прожил в Австралии. Он забыл о том, какова жизнь в Кьюзи: не помнил, какие ожидания отец возлагает на своих дочерей; что такое жить под постоянным страхом, как бы не навлечь на семью позор необдуманными действиями.

И он ни разу не задумывался о том, какие надежды отец возлагает на своих сыновей. Его отец жаждал контролировать каждый шаг сыновей, принимать все решения. Он был вне себя от ярости, когда Кариф сбежал с Жасмин в пустыню.

Конечно, он хотел сам выбрать жен своим сыновьям. Несомненно, он рассчитывал только на свой выбор. Он жаждал контролировать их судьбы. Вместо этого он потерял их, одного за другим.

Рафик был ослеплен собственной обидой и болью. Он был не способен видеть ничего вокруг...

И пока беспорядочные мысли кружились в его голове, до него дошел смысл других слов Серы: «Неужели ты думаешь, что я могла по собственной воле стать женой Хусейна?»

Приливная волна не смогла бы ударить его сильнее.

— Ты не хотела выходить за него замуж. Ты его не любила...

— Я никогда его не любила!

В ее словах был холод, причину которого он не понял и не мог понять. Но сейчас не время анализировать и размышлять.

— И когда ты сказала мне в присутствии всех, что никогда меня не любила...

Она закрыла лицо руками.

— Я солгала. — Ее голос был тонким, как золотая нить, которой были нашиты драгоценные камни на ее платье.

От ее слов кровь застыла в его жилах.

Рафик запустил пальцы в волосы, боль от впившихся в кожу ногтей была несравнима с той болью, что сжимала его сердце. Ему так хотелось верить ей! Но ее слов было ему недостаточно.

— Но ты ведь не все мне рассказала, верно? Я видел тебя на свадебном приеме! Я видел, как он тебя обнимал. Я видел, как он почти вылизывал языком твою шею и мял рукой твою грудь. И я видел, как ты положила руку на его колено и сжала его так, как никогда не сжимала мое! Я хотел разорвать его в клочья! Только Карифу удалось образумить меня и уговорить уйти, оставить тебя.

— И ты бы мог заметить, как меня тошнит, но ты уже ушел! — произнесла она почти шепотом, в любой момент готовая взорваться. — Хусейну нравилось, что ты смотришь на нас. Он упивался ревностью, которую читал на твоем лице.

— Но зачем ты это сделала? Как ты могла так поступить?

— Он угрожал мне. Хусейн сказал, если ты не перестанешь ходить за мной, он тебя покалечит. Не настолько, чтобы привести в ярость твоего отца, но достаточно, чтобы преподать тебе урок. — Ее голова опускалась все ниже. — Я не могла этого позволить. Мне пришлось убедить тебя, что между нами все кончено. Если бы ты не поверил моему заявлению, что я никогда тебя не любила, то он обязательно сделал бы так, как обещал.

Рафик машинально поднялся со стула и подошел к Сере, не вполне осознавая, что делает. Он опустился рядом с ней на колени, взял ее за запястья и развел ее руки в стороны. На ее ресницах блестели слезы, губы были крепко сжаты.

— Ты сделала это, чтобы... защитить меня?..

Она подняла веки, в ее темно-карих глазах отражалась боль.

— Я боялась — очень боялась того, что может произойти, если я поступлю иначе. Он запугал меня. — Произнеся это, она задрожала и прикусила нижнюю губу с такой силой, что та побелела. Ее непроизвольное действие сказало ему больше, чем любые слова.

— Все хорошо, — сказал Рафик, беря ее за плечи и побуждая подняться. — Все в порядке.

Но она качала головой:

— Не в порядке! Предполагалось, что год ты будешь отсутствовать. Я думала, ты забудешь обо мне за это время. Я не предполагала, что будет так грустно... Когда ты внезапно появился на церемонии, я должна была сделать нечто, чтобы ты возненавидел меня. Чтобы принял то, что произошло. И поэтому я солгала. Я делала вид, что люблю Хусейна и хочу быть с ним. Но я никогда этого не хотела, клянусь!

Ее заполненные слезами глаза казались огромными. Любой человек не вынес бы увиденного в них страдания.

— Значит, ты все это время любила меня?..

Она неторопливо кивнула, крепко сжимая губы, слезы снова наполнили ее глаза.

Все, что хотелось сделать Рафику, — так это зарычать от собственнического чувства, завыть на луну.